Нефть Brent
$89.50
+0.55%
На фоне драматических политических и околополитических событий последних недель внимания обывателей не могло не коснуться стремительное падение европейской валюты — самое впечатляющее, по-видимому, за всю ее историю. Всего за три месяца евро подешевел более чем на 20%, снизившись с 1,25 доллара до 1,04. Большинство экспертов считает, что он дойдет и до паритета с американской валютой, а часть аналитиков предвещает, что курс евро упадет до 85 американских центов. Обвал отмечался даже по отношению к рублю — с почти 100 рублей в середине декабря до 64,1 рубля в конце прошлой недели. Что же происходит и соотносится ли этот процесс с тем «концом Европы», которого с таким нетерпением ждут в некоторой части российского истеблишмента?
Я бы сказал, что снижение евро выглядит запоздалым, но естественным процессом. Созданная в конце 1990-х годов, эта валюта изначально несла в себе потенциал неустойчивости. В любой стране финансовая сфера развивается под влиянием двух институтов: центрального банка, регулирующего процентные ставки и управляющего эмиссией, и министерства финансов, администрирующего государственный бюджет. Базовые ориентиры по доходности, которые формально устанавливает ЦБ, так или иначе формируются потребностью правительства в финансировании бюджетных трат и готовностью рынка приобретать его долговые обязательства. В еврозоне при создании евро был создан Европейский центральный банк (ЕЦБ), но даже не шла речь о едином министерстве финансов. В результате возникло сразу два парадокса.
С одной стороны, в зоне обращения единой валюты де-юре устанавливалась единая учетная ставка, но де-факто условия привлечения средств для покрытия бюджетных дефицитов оставались различными. При росте данного дифференциала конструкция евро не могла обойтись без проблемы. С другой стороны, ни Европейский союз, ни институты еврозоны не имели возможности заимствования средств на финансовых рынках для борьбы с бюджетными проблемами, если таковые возникли бы в странах еврозоны. Это похоже на ситуацию, когда правительство России или США не может привлечь денег для того, чтобы профинансировать, в случае необходимости, дефицит бюджета Новосибирской области или Калифорнии, а вынуждено собирать губернаторов всех регионов или штатов, договариваясь о том, какая территория и в каком объеме финансово поможет соседу.
Европейцы полагали, что все страны-участники будут вести ответственную финансовую политику. Критерии членства в еврозоне требовали обеспечивать дефицит бюджета на уровне не более 3% ВВП, удерживать потолок государственного долга в 60% ВВП и не допускать инфляции, превышающей более чем на 1,5% средний уровень инфляции с трех странах еврозоны, достигших по данному показателю самых низких значений. При этом наказание за нарушение условий — штраф в размере 0,5% ВВП страны-уклониста — было заведомо невыполнимым, и неудивительно, что оно никогда не применялось. Но если правила утверждаются сугубо на «понимании», то они не могут не нарушаться.
Что принес с собой евро? С одной стороны, он превратил Европу в мощную силу в глобальной экономике. Уже к 2004 году евро стал самой используемой наличной валютой в мире, а с 2006-го — валютой, в которой номинировались наибольшие суммы размещаемых на мировом рынке корпоративных облигаций. Доля евро в глобальных валютных резервах выросла до 27,6% к 2008 году с 17,1%, приходившегося в 1999 году на валюты, позже объединенные в евро. С другой стороны, евро дал возможность ранее отстававшим в экономическом развитии странам южной Европы привлекать кредиты на гораздо лучших условиях, чем когда бы то ни было ранее. Как следствие, в Средиземноморье наметился бум, перешедший в пузырь. Темпы роста, например, испанской экономики подскочили с 2,3–2,5% в 1995–1996 годах до 5,0% в 2000-м и 3,6–4,1% в 2005–2006 годах, а безработица за 1995–2006 годы сократилась с 23,8 до 7,7% трудоспособного населения. Но все это было куплено ростом государственного долга и ослаблением финансовой дисциплины по всей зоне евро.
Уже в 2004 году появилась информация о том, что Греция сфальсифицировала свою финансовую отчетность при вступлении в зону евро; с 2007-го стали заметны проблемы у Италии, реальный государственный долг которой к тому времени превышал 100% ВВП; еще раньше, в 2003 году, Франция и Германия нарушили правило трехпроцентного дефицита, и вскоре процесс принял неконтролируемый характер. Оглядываясь назад, можно отметить, что с 2001 по 2012 годы правило об 60-процентном уровне государственного долга было нарушено 92 (!) раза 12 из 17 стран еврозоны, причем Германия, Франция, Италия, Бельгия, Португалия и Греция выходили за лимит более 10 раз каждая; правило о трехпроцентном уровне дефицита нарушалось 75 раз 15 странами, причем Германия, Франция, Италия, Испания, Португалия, Ирландия и Греция выходили за этот лимит более пяти раз каждая. Ни одна из стран ни разу не была подвергнута штрафу в 0,5% ВВП, который предполагался по изначальным условиям договоров об образовании еврозоны, зато стало ясно, что исключение отдельного государства из зоны обращения единой валюты практически невозможно. В результате к середине 2013 года государственные обязательства наиболее проблемного из участников зоны, Греции, достигли 169,1% ВВП, а сумма средств, направленных другими странами и организациями на ее поддержку, превысила 163 миллиарда евро.
Я всегда говорил, что этот кризис не мог — и не может — привести к разрушению зоны евро. Механизма выхода из евро не существует. Демонтаж зоны способен привести к катастрофе для всей европейской экономики. Да и самой проблемы не существовало бы, если бы в еврозоне имелись институты, которые могли привлечь необходимые ресурсы на глобальных рынках. Облигации ЕС, выйди они на рынок, разместились бы под 1–1,5% годовых на 1–2 триллиона евро без всяких проблем. Но механизма не было, и ЕС пришлось создавать специальные фонды поддержки проблемных стран, чтобы решить проблему Греции на 300 миллиардов евро, что составляло 2% ВВП Евросоюза. Проблема была решена, и в Европе задумались над следующими шагами.
Ситуация могла быть выправлена радикально: если бы ЕЦБ имел на то право (и решимость), он мог бы выкупить все облигации «проблемных» стран (Греции, Италии, Португалии, Ирландии и отчасти Испании), обязательства по которым наступали до 2020 года (на 3,2–3,4 триллиона евро по номиналу). Это решило бы проблемы европейских банков и спровоцировало бы инфляцию в еврозоне на уровне 4–6% в год. Такая инфляция обесценила бы долг южных стран, резко сократила расходы по его обслуживанию и тем самым «запустила» бы рост экономики ЕС (подробнее об этом рецепте читайте здесь). Однако Германия, монетарные власти которой панически боятся инфляции, в 2010–2012 годах блокировала подобные шаги.
В результате — и тут мы подходим к причинам событий, свидетелями которых являемся, — была принята другая схема. ЕЦБ с февраля 2015 года стал выкупать у европейских банков долговые государственные бумаги траншами по 60 миллиардов евро в месяц, что стало неким аналогом политики «количественного смягчения», проводившейся в Америке, хотя и более ограниченной. Как только рынки поняли, что европейцы готовы увеличивать денежное предложение, евро пошел вниз.
Самое главное, однако, состоит в том, что этот европейский «минус» на деле несет Европе только плюсы.
Прежде всего стоит отметить, что он минимально влияет на европейских потребителей. Да, Европа закупает большое количество нефти и газа, цены на которые номинированы в долларах и которые поэтому могут подорожать, но коррекция евро накладывается на снижение долларовых цен на эти товары, и, более того, существенно им перевешивается. Импорт же товаров из Азии, которые традиционно тоже продаются за доллары, в ЕС в разы меньше, чем в США. Поэтому ничего подобного тем проблемам, которые испытали мы при падении рубля, европейцы не почувствуют.
Кроме того, удешевление евро было категорически необходимо для того, чтобы предотвратить приближавшуюся дефляцию в еврозоне, которая могла поставить под вопрос хозяйственный рост и дезорганизовать финансовые рынки, не привыкшие работать в условиях снижающихся цен и отрицательных процентных ставок.
При этом низкий курс евро обеспечит значительное удешевление европейского, и прежде всего германского, экспорта. Еврозона является крупнейшим на планете экспортером товаров и услуг (в 2014 году экспорт составил 1,92 триллиона евро, или 20,4% ВВП), а Германия имеет самый большой в мире профицит счета текущих операций: 286 миллиардов долларов за 2014 год — в 1,35 раза больше, чем у Китая, и в 5,3 раза больше, чем у России. Удешевление экспорта даст возможность проникать на новые рынки и увеличивать его объем, что поможет европейской экономике ускорить рост в 2016–2017 годах.
Снижение курса евро несомненно подстегнет спрос и на европейские активы: ценные бумаги корпораций, недвижимость, промышленные активы, которые станут более привлекательными для иностранных инвесторов — и учитывая, что именно европейские страны (а не США, Китай и тем более не Россия) являются лидерами по объему привлеченных иностранных инвестиций, можно ожидать, что новый приток будет очень значительным. Европейские фондовые индексы — причем именно в континентальной зоне — в последние недели обновляют свои исторические рекорды.
Наконец, стоит заметить, что снижение евро — и чем более значительное, тем лучше в данном случае — выгодно и России. В 2014 году на ЕС пришлось почти 49,7% импорта Российской Федерации, и весь он номинирован в евро. Следовательно, снижение евро к основным мировым валютам удешевит импорт в Россию, и в кошельках наших граждан останется больше рублей, пусть и обесценившихся. При этом, как я уже сказал выше, цены на нефть и газ, составляющие почти 70% российского экспорта в ЕС, установлены не в евро, а в долларах, и здесь Россия не понесет убытков. В завершение стоит сказать, что если дешевый евро обеспечит толчок европейской экономике и она нарастит темпы роста, это тоже станет подарком для России, так как в условиях роста экономики подрастет и спрос на наши энергоресурсы и сырье (а в страны ЕС, Турцию и Швейцарию мы поставляем более 80% нефти и почти 95% газа, идущих за пределы постсоветского пространства). Так что у России нет ни одной причины переживать из-за дешевого евро.
Владислав Иноземцев
